Легенда по имени Брюс Ли (главы из книги "Одинокий Дракон")
Источник: СЖР № 5-6, 1992 г
Автор: Александр Куликов
Для Брюса всегда важна была не столько драматургия характера (в любой свой фильм он обычно приходит уже сложившимся бойцом и в пределах сюжета заметного развития не получает), сколько драматургия боя – как каждой отдельной схватки, так и всей цепи столкновений в целом.
В «Enter the Dragon» характер и бой неразделимы, ибо у героя Брюса в отличие от других персонажей картины, нет иной жизненной ипостаси, кроме человека боя. Не потому ли Брюс и его герой – однофамильцы, не столько тезки, сколько как бы члены одного клана?
Чуть ли не в самом начале фильма Ли выступает в роли, которую в жизни ему довелось исполнять не один год – он дает урок боевого искусства. Трудно представить, чтобы Мишель Аллен настолько проник в специфику Джит Кьюн До, чтобы выстроить эту сцену в таком идеальном соответствии со взглядами Брюса на подлинное искусство борьбы. Правда, к тому времени уже существовали наброски будущей книги, сделанные Брюсом за время болезни… Но как мог познакомиться с ними голливудский сценарист? Логичнее предположить, что сцена от начала до конца придумана самим Брюсом. Действительно, в фильме она смотрится этакой вставной картинкой, а с основным действием связана больше личностью Брюса, чем его героя.
И все же сцена не случайная, не из проходных. Возможно, тут прорвалась глухая тоска самого Брюса по достойным продолжателям его дела, по наследникам накопленного опыта. В то время он, пожалуй, еще не задумывался всерьез о смерти, но легко ли, скажите, идти вперед, зная, что никто не шагает следом? Легко ли прокладывать дорогу, опасаясь, что никогда ей не стать шире тропинки для одинокого путника?..
Возможно, темнокожий мальчишка-ученик со временем развился бы в могучего Карима Абдул-Джаббара. Однако, несмотря на увлекательно-парадоксальную экранную методу преподавания, в жизни Брюс Ли великих учеников не воспитал. Да, одно время у него занимался и Чарльз Бронсон, иногда воспоминающий восточные штучки в своих лентах, учеником Брюса считает себя и Йим Ли, выпустивший книгу «Винг-Чун». А были еще актеры Джеймс Кобурн, Стирлинг Силлифант… Были многие – не осталось никого. Одно дело замечательный боец, не знающий поражений, и совсем другое – великий наставник, способный обучать других.
А ведь Брюсу было чем поделиться с учениками, Взять хотя бы «Искусство побеждать без борьбы», которое его герой так убедительно продемонстрировал еще до начала состязаний в «Enter the Dragon». Вместо того, чтобы тратить силы на удовлетворение самолюбия какого-то выскочки-драчуна, не умеющего держать себя в руках, Ли ставит его в положение, при котором поединок просто не может состояться. Не трусость – но разумный расчет сил, не бегство от боя – но управление самими обстоятельствами. Да, здесь трудно найти что-либо сверхоригинальное: «Предотвращенная схватка – это выигранная схватка» - к высоте этой простой истины приходили все великие учителя. Но Брюс Ли добрался до нее без посторонней помощи и короткой дорогой – в то время ему было лишь немногим за тридцать…
Ловлю себя на том, что, говоря о герое фильма, часто имею в виду самого Брюса. Но есть в фильме эпизоды, где границу между персонажем и актером провести нельзя – вернее, она проходит по живому телу. Почти не сохранилось документальных кадров, запечатлевающих реальные поединки Брюса, и сравнивать ставшие классикой боевых искусств фильмы нам не с чем… Но играет ли Брюс Ли роль или живет всерьез среди условностей кинодействия? В одиночку ли наносит удары его герой в бою и только ли персонаж фильма говорит с нами с экрана?
«Я считаю Брюса таким же великим играющим актером, как Иствуд и Уэйн, - сказал как-то Вэнтрауб. – Все они в момент действия верят в то, что делают, как бы отвратительно это не было. Эти актеры ценятся на вес золота».
Видимо, творческая натура Брюса не давала ему успокаиваться формальным исполнением режиссерских заданий, и он привносил в игру то, что находил в жизни. Оттого и персонаж, наверное, не всегда подчинялся сценарию и поступал иногда так, как поступил бы в подобной ситуации сам Брюс Ли.
Скажем, когда мистеру Ли необходимо проникнуть в помещение радиостанции, он не лезет в драку, как, наверное, сделал бы на его месте суперменистый Роупер-Сэксон. Брюс подбрасывает радистам змею, которую охрана приготовила против него самого, а потом просто сидит и ждет, покуда охранники радиостанции сами сообразят, как побыстрее покинуть помещение. Нет борьбы – но есть победа, пусть и достигнутая нетрадиционным методом.
Вообще отношение к традициям, которое проявляет в фильме «мистер Ли», больше соответствует самому Брюсу, чем его герою. Как истинный «боец без стиля», Ли даже на официальную церемонию открытия побоищ выходит не в общепринятой форме. И его пример, похоже, подсказывает путь к другим. В сложном положении, когда под угрозу ставится сама жизнь и традиционные приемы не спасают, даже герой Сэксона предает забвению правила приличия и традиции борьбы и попросту кусает своего противника за ногу. Европеец как бы признает превосходство бойцовской свободы Ли над ортодоксальными стилями. Реальный Ли мог быть доволен таким признанием.
Впрочем, Брюс вовсе не стремился показаться на экране в своем «натуральном» виде. Он создавал новую, улучшенную версию Ли – экранную легенду, безупречную во всем.
Кинокритик Андрэ Морган рассказывал: «Он мог быть очень надоедливым, просто занудным. Он хотел, чтобы все было хорошо. Например, он мог целое утро репетировать один каскад поединков, повторяя все движения десятки раз… Ему было мало. Так, репетируя сцену борьбы, включающую нунчаку, он прилагал иногда такие усилия, что его руки и плечи сплошь покрывались синяками и кровоподтеками». «Я не хочу останавливаться на полдороге, - сказал Брюс Ли репортерам незадолго перед смертью, - Все должно быть завершено».
Своего рода боевая кульминация фильма – поединок Ли с виновником смерти сестры О’Харой. Открытая месть может помешать герою Брюса исполнить другие части его сложной задачи, и Ли расчетливо выстраивает не простую драку, но целое сражение со своей тактикой и стратегией.
О’Хара, демонстрируя силу и скорость своих ударов, разбивает на лету доску, на на Ли это почти не производит впечатления:
- Доска не может ответить, - эти его слова годами позже почти буквально процитирует «очевидец» этого боя Янг Цзе* в «Кровавом спорте»: «Кирпич не может дать сдачи». А Ли дает сдачи – и как дает!..
Великолепно разработанная сцена отчетливо показывает: настоящий мастер поднимается выше чисто технических задач. Для него уже не стоит вопрос: как ударить, по какой цели и сколь быстро. Его больше волнует, зачем наносится удар.
Скорость удара, конечно, важна, но куда важнее – быстрота принятия решения. Герои Брюса во всех его лентах почти не дают себе времени на раздумья, и если кто-то из них с хрустом сжимает кулаки и играет желваками, то делает это лишь для медлительного восприятия кинозрителя, а на деле намерение немедленно выливается в действие, как и учат древние трактаты, как и полагает идеал Джит Кьюн До. И в схватке с О’Харой между намерением и ударом нет зазора, в который могло бы втиснуться хотя бы лезвие меча. Только замедленный повтор позволяет хотя бы в общих чертах рассмотреть технику удара и оценить его скорость: от начального импульса и до поражения цели все движение кулака Брюса укладывается в три кинокадра – то есть длится менее восьмой доли секунды!
Не удивительно поэтому, что камера далеко не всегда успевает следить за техникой схватки, вечно опаздывает и часто смотрит не туда, куда хотелось бы современному скушенному зрителю. Да и вообще в смысле зрелищном фильм сработан удивительно плохо, почти на уровне семейной любительской ленты и порой напоминает несложившуюся головоломку из обрывочных кадров. И это – после высокой изобразительной культуры шестидесятых! Впрочем, в то время еще не сложилась своя эстетика этого рода зрелища. Но и как бы против воли камера документально фиксирует неподдельное состояние боя. Не исключено, что именно ради этого острого ощущения истинности происходящего Брюс Ли настаивал на съемке боевых сцен цельными непрерывными планами – тогда не остается возможностей для всяких монтажных ухищрений, способных сделать королем Кунг Фу и паралитика.
Но даже и в мести Ли не дает слепой ярости возобладать над рассудком бойца и чутьем полководца. Он многократно показывает свое превосходство над противником и именно с позиций высшего мастерства удерживается от убийства до тех пор, покуда это возможно. Но его противник О’Хара (Боб Уолл) уступает ему не только технически, но и морально, поэтому достойно перенести поражение он не может. И вот, в соответствии с замыслом Ли, сбитый с ног уже девятый раз за этот короткий поединок, он теряет самообладание и лезет в «неправильный» бой…
Впервой части сцены Брюс Ли вышибал Боба с площадки через ряд стоящих стульев и линию охранников Хара. Боб хватал две бутылки с водой, разбивал их и шел на Брюса с бутылочными горлышками в обеих руках. Бутылок из безопасного стекла в то время в Гонконге еще не умели производить, и острые края настоящего стекла представляли реальную опасность, избежать которой позволяла лишь филигранная техника работы Брюса. Когда Боб оказывался близко, Брюс круговым ударом ноги выбивал бутылки из его рук. Брюс Ли повторял вращение и ударял Боба кулаком. Сцена была многократно отрепетирована, прежде чем началась съемка дубля.
Боб шагнул вперед, и Брюс начал вращение. Брюс ударил ногой по руке сжимавшей горлышко, однако Боб словно забыл отрепетированную сцену и продолжал сжимать бутылку. Позже он сказал, что Брюс Ли ошибся с прицеливанием так, что оперся на бутылку. Но Брюс уже делал второй оборот. Рука Брюса попала по ребру разбитой бутылки, и понадобилось 12 швов, чтобы зарыть порезы на его кисти. Чаплин Чань, ассистент режиссера, отвез Брюса в больницу: «Больше всего он был обеспокоен тем, что станут говорить люди. А кровь его между тем хлестала на сиденье автомобиля». Брюс был не в состоянии работать несколько дней.
Между тем, трюкачи, участники массовых сцен начали роптать. Они стали говорить, что Боб умышленно старался нанести вред Брюсу. Они встретились с Брюсом той же ночью в кафе, и Брюс Ли поддержал их обвинения. Это не удивительно, если принять во внимание, что Брюс и прежде неоднократно заявлял, будто Боб не друг ему и даже выражал открытую неприязнь к актеру, несмотря на то, что Уолл работал с ним на обеих «драконьих» картинах. Уолл в ответ тоже высказывался достаточно резко «Я ненавижу Брюса за то, что он всегда сумеет сделать то, о чем говорит..!» Впрочем, в устах экс-чемпиона по профессиональному Каратэ это можно было считать почти комплиментом.
Несколькими днями позже, когда швы уже стали подживать, Рэймонд Чоу позвонил режиссеру картины Клаузу и сказал, что Брюс Ли в ярости. Брюс опять встречался со своими соотечественниками из числа трюкачей и согласился свершить месть «с поучительной целью». Вся китайская часть киногруппы была словно одержима этой идеей, а Брюсу некуда было отступать: он должен был «сохранить лицо».
Быть может, для Азии это и было естественно, но европейцы встревожились не на шутку. Выпыльчивый характер Брюса был известен в группе: во время съемок «Enter the Dragon» Ли по совершенной пустячным поводам затевал драки и с автором сценария Мшелем Алленом, и с продюссером Фредом Вэйнтраубом. Нетрудно было представить, что ждало Уолла, «оскорбившего Брюса действием».
«Рэймонд сказал, что я должен найти выход, - вспоминал впоследствии Клауз. – Мы как раз переснимали сцену с бутылками и окончание схватки. Брюс подбегал к Бобу и налетал на него с ударом в грудь. Брюс сказал Рэймонду, что «это» будет сделано. За завтраком я нашел ответ. Улучив момент, я сказал Брюсу, что слышал, как он намерен поступить с Бобом. Брюс Ли мрачно кивнул. Тогда я сказал ему, что Боб нужен нам для съемок в Штатах. Боб должен остаться здоровым ради завершения картины. На самом деле, все, что нужно, в Штатах уже было завершено, так что я лгал. Брюс смотрел на меня несколько секунд и, в конце концов, кивнул. Он нехотя согласился. Он подошел к своим парням, которые собрались кучкой в ожидании убийства, и сказал им, что режиссер не разрешает ему убивать. Боб должен жить для блага картины». Брюс, вероятно, сделал свои объяснения более живописными, но путь «сохранить лицо» найден был, в общем, вполне достойно.**
Но это – в жизни. А на экране герой Брюса, насмерть поражая противника, вовсе не так уж одержим одной лишь идеей мщения. В запечатленной рапидной камерой яростной мимике бойца отчетливо читается: он успевает пожалеть противника, ринувшегося в бесчестный бой, но сожалеет и о том, что сам опустил свое искусство до убийства. И еще что-то, отчасти мистическое, есть в этом лице, почти совершенно не напоминающем Брюса – быть может, исконное китайское уважение к смерти… Или вновь сожаление – о том, что в жизни месть так и не состоялась?
Сюжетная ситуация тоже разрешилась достойно: в глазах окружающих Ли оказывается безупречным защитником высокой чистоты честного искусства боя, а то, что это было исполнением мести, остается его личным, глубоко внутренним делом по-восточному непроницаемого героя. И теперь, когда наказан непосредственный виновник, казалось бы, надо ли герою стараться рад и выполнения второй, более абстрактной части задачи?
И тут проявляется различие между сами Брюсом и экранным «мистером Ли». Брюс, презиравший все традиции как оковы свободы, вряд ли взялся бы защищать честь Шаолиня. Но мистер Ли, в начале фильма сдававший экзамен некоей монастырской братии, игнорировать традицию не может. И Брюс Ли, столько претерпевший от нападок адептов ортодоксальных боевых искусств, в фильме вынужден защищать как раз их позиции: Хан должен умереть не столько потому, что оскорбил семью Ли, сколько оттого, что этот бывший монах оскорбил еще и весь Шаолинь. А что злодея убьют непременно – в этом не позволяют сомневаться законы жанра, в целом незатейливого, как старый вестерн.
Можно сказать, что финал «Enter the Dragon» издевательски иллюстрирует ту немудрящую истину, что даже большой мастер – это еще не великий учитель. Каким бы непобедимым бойцом ни был сам бывший Шаолиньский монах Хан, но свита его жестоких учеников, подчиняясь сценарной идее, в критический момент оказывается совершенно небоеспособной: охрана не охраняет, бойцы не бьются, оружие и ловушка не спасают, и вообще все летит в тартарары, стоит лишь Сэксону стрельнуть своим голубым глазом, а Брюсу провизжать скорее по-кошачьи, чем рыкнуть на драконий манер.
Оставив позади горы поврежденных тел, герой и злодей сходятся в смертельной схватке, которая разрушительным смерчем проносится по музею боевых искусств, сокрушая одни дорогие сердцу Хана экспонаты и используя другие в качестве оружия, и завершается среди сбивающих с толку зеркал лабиринта.
Зеркальный лабиринт, выведенный на экран, пожалуй, еще Чаплиным («Цирк»), трансформировался у Брюса в смертельную ловушку и разошелся новым тиражом (вплоть до «Танго и Кэш). Но традиционную проблему, как отличить отражения в зеркалах от оригинала, Ли решает своеобразно в присущей ему боевой манере. Живого врага от мнимого изображения отличить можно только одним способом – ударом великолепного опережающего кулака Брюса! И если останется в зеркалах хоть одна небитая вражья морда – значит, ее и надо бить, поскольку это враг в оригинале, а не один из его зеркальных призраков. И зеркала, крошить под чудовищным натиском Маленького Дракона, рассыпаются в пыль вместе с отражениями, а враг погибает, не в силах противостоять холодной ярости боя с Драконом.
Режиссер «Enter the Dragon» Роберт Клауз в кино ничем особо заметным себя не заявил. Он пытался продолжить серию «боевых» фильмов и внял боевик «Чайна О’Брайен» с Синтией Ротрок в главной роли, поставил странновато-экзотическую ленту «Гимката»… Но ставка на мастерство исполнителя здесь себя не оправдала, и фильмы прошли почти незамеченными. Нельзя признать удачной и попытку постановки посмертной ленты о Брюсе («Игра смерти», 1978). По прошествии некоторого времени Клауз вдруг разразился воспоминаниями о своей работе с «великим Брюсом»…
Книга Клауза написана странно, порою даже косноязычно и невразумительно. Огромный материал, сосредоточенный в его руках, читателю достается непродуманным и непрожеванным, в виде своего рода заметок из записной книжки – в то время, как в предисловии автор ставил цель «создать портрет Брюса Ли, точный и объективный». Иногда встречаются и плохо замаскированные заимствования из других изданий. Остается лишь сожалеть, что режиссер взялся не за свое дело… и остается благодарить его за краткие малоизвестные сведения о работе Брюса над «Enter the Dragon».
Эта единственная успешная работа режиссера Клауза прошла по экранам с шумным коммерческим успехом и принесла Брюсу долгожданную мировую известность. Но Маленький Дракон и на гребне славы не мог долго пребывать в самодовольном бездействии и вскоре уже начал работать над дальнейшими дополнениями к «Игре смерти». Он напористо рвался к победе. Он напористо рвался к победе. Он не мог оставаться в покое: Драконы даже и умирают на лету…
* Вообще, партнеры Брюса не избалованы вниманием экрана. Сэксон так и не пробился ни в суперзвезды, ни в супермены. Боб Уолл буквально испарился после двух «драконьих» картин. Янг Цзе после череды второстепенных ролей в боевых киноподелках (типа «Брюс Ли – король «Кунг Фу»»), где он своим присутствием как бы удостоверял подлинность всяких подражателей Брюса, неожиданно всплыл на поверхность с новой звездой боевого экрана – Жаном Клодом ван Даммом в «Кровавом спорте», почти не утратив своего инфернального мастерства и животного очарования за минувшие пятнадцать лет. Счастливое исключение составляют разве что Чак Норрис, уже упоминавшийся выше Само Хунг и Адджела Мао, которая, правда ни в одном кадре рядом с Брюсом так и не показалась.
** Кстати, о лице. Кинематограф лелеет свои легенды и обожает создавать мифы. Но как же прошел он мимо загадки шрама Боба Уолла? В «Enter the Dragon» увечье это сюжетно оправдано. Но откуда и зачем оно в более раннем «Пути Дракона»» Может, Уолл таким и родился или заработал этот мужской знак доблести в одном из боев за чемпионское звание? Может, и тут не обошлось без Ли? Неясно… почти загадочно.
