Антропометрия дает условное представление о силе. Когда взяты эти данные - на склоне спортивных лет или в молодости? В период интенсивной тренировки или отдыха? Значительна ли жировая прослойка, официально ли выполнены замеры или произвольно, без свидетелей?

Например, окружность груди у меня на Олимпийских играх в Риме была 125 см, накануне Олимпийских в Токио - 136 см. все эти величины постоянно меняются, неизменным сохраняется лишь рост. Мой - 187 см.

Величина мышц, конечно, свидетельствует о силе, но весьма относительно. Есть качество мышечной ткани, нервная управляемость мышц. Это никак на глаз не схватишь.

Сложение американца Пола Эндерсона (об этом говорят антропометрические данные) как нельзя лучше соответствует подниманию тяжестей: невысокий рост при внушительном весе, короткие ноги и руки. Следовательно, тяжесть совершает весьма ограниченное смещение (в сравнении с другими атлетами такого веса, рост которых обычно на 10-15 см выше). Это разъяснение приводится не для умаления силы Эндерсона. Безусловно, он человек самой выдающейся силы в специальных атлетических упражнения. Кто бы что ни говорил, но в приседаниях с весом на плечах, и в отрыве тяжестей от помоста, и в ряде других упражнений среди современников ему, пожалуй, нет равных. Это факт неоспоримый, доказанный практикой.

Любопытно отношение французских специалистов тяжелой атлетики к Эндерсону. В энциклопедии Дэноэля Эндерсону отпущено более чем скромное место. Нет даже фотографий, которых в ней предостаточно. Для знатоков силы во Франции собственный вес Эндерсона и его грузное, лишенное привычных пропорций сложение являются решающим обстоятельством.

Эта энциклопедия приводит прозвище, под которым, насколько я помню, Эндерсона никто не знает: Бэби. И сообщает, что Эндерсон первым набрал сумму троеборья 500 кг, выиграл чемпионат мира 1955 года в Мюнхене и Олимпийские игры 1956 года в Мельбурне, а потом выступал в странствующих цирках. И все.

Летом 1984 года я получил от Рэджа Айланда сообщение о том, что Эндерсон чудом остался жив. В подтверждение Рэдж приложил вырезку из английской газеты. Как из нее явствует, болезнь почек, которую Эндерсон перенес мальчиком четырех лет, неожиданно и трагически дала о себе знать в самом начале восьмидесятых годов.

Вот что писала английская газета летом 1984 года:

"Бывший американский чемпион Пол Эндерсон был известен как самый сильный человек мира за свои невероятные подвиги в поднятии весов, но сегодня он просто оболочка самого себя и мужественно сражается, приходя в норму после операции по пересадке почки. Полу отдала свою почку сестра Дороти 59 лет. "У нас очень и очень сильное впечатление, что он справится, выживет, выдержит это", - сказал доктор Джон Наджарьян из университета в Миннесоте, который сделал эту операцию по пересадке почки".

- Собственный вес душит*, - говорил мой тренер об Эндерсоне. - Для рывка важна скорость, для взятия веса на грудь в толчке - тоже, а какой у него вес?! То-то! А сбросит - сразу потеряет силу. В Мельбурне сбросил - едва ушел от поражения. Выбирать ему не приходится. Или показывать силу в трюковых упражнениях при огромном собственном весе, или же, согнав его, быть обыгранным, но только уж по-настоящему, не как в Мельбурне. Заколотим рывок и толчок от души…

Я учитывал: посредственная подвижность не позволит Эндерсону реализовать силу в полной мере. Для технически качественного толчка и рывка ему недостает скорости. Он не поспеет уйти под штангу в рывке на околопредельных весах и не поспеет в толчке захватить ее на грудь. У него большая сила, но без возможности приложения к спортивному троеборью, как бы наказанная за великость определенной неприспособленностью к действию. Но сама сила, без всяких оговорок, была и есть внушительная. В приседаниях и тягах Эндерсону нет равных.

Поэтому я считал Эндерсона как бы среди действующих спортсменов и давал ему предельно высокие результаты. Может быть, даже чересчур высокие. Однако этого атлета носили ноги чудовищной силы.

Я не знал будущего. В конце концов, оно не исключало нашу встречу. Не исключалось и выступление Эндерсона и без меня. И впрямь, что мешает ему поднять рекордные килограммы перед публикой?..

Я ждал.

Еще 23 июня 1961 года "Советский спорт" сообщил: "Эндерсон просит изменить правила и ввести положение, чтобы спортсмен, в течение года не выступавший в качестве профессионала, мог быть восстановлен в правах любителя. Менеджер Эндерсона К. Вил заявил, что с сентября прошлого года (первого вызова на поединок тотчас после моей победы в Риме. - Ю. В.) Эндерсон не выступал как профессионал…"

Сессия Международной федерации тяжелой атлетики в Вене в сентябре 1961 года местом будущего чемпионата мира определила североамериканский город Херш. Мне выбор США и Херша местом будущего чемпионата не показался случайным. Был умысел на обмен "любезностями" между мной и Эндерсоном.

В Вене Хоффман в частной беседе поставил передо мной вопрос откровенно: "На каких условиях согласны встретится с Эндерсоном?".

13 января 1962 года я напечатал в "Известиях" сведения об этой беседе: "… мы решили, что такая встреча вполне осуществима на чемпионате мира 1962 года в США. После окончания соревнований тяжелого веса "занавес опустится", и чемпионат официально закроется. Потом "занавес поднимается", и Эндерсон постарается проделать все, что нужно, чтобы считаться первым…"

Неизменность данному решению я подтвердил еще несколькими заявлениями для газет.

За зиму 1961/62 года удалось справиться с основной задачей - свести превосходство Эндерсона в жиме к незначительному.

Через несколько недель после чемпионата СССР в Тбилиси я подтянул рекорд мира в точке до 211 кг.

16 мая газета "Известия" напечатала под крупным заголовком очерк "Встретятся ли Геркулесы века?".

"Я никогда не чувствовал себя таким сильным, как сейчас, и думаю победить Власова. На тренировках я выжимаю 200 кг, поднимаю в рывке 165 и толкаю 207" - такое заявление корреспонденту ТАСС сделал американец Пол Эндерсон.

Узнав о заявлении, Власов сказал:

- Буду рад встретиться с американцем и помериться с ним силами. В крайнем случае можно организовать встречу на тех же условиях, что и Херше (место предполагаемого чемпионата. - Ю. В.). Что касается результатов Эндерсона, то они говорят лишь о том, что получает подтверждение в протоколах соревнований. Не знаю, что мешает Эндерсону выйти га помост и в присутствии зрителей и специалистов подтвердить то, о чем он сказал.

…Эндерсон покинул цирковую арену. Конечно, в этом решении большую роль сыграли успехи Власова. Эндерсон начал тренироваться и бросил вызов советскому чемпиону, который принял его. Встреча самых сильных людей должна была состояться на чемпионате мира в Херше. Были оговорены и условия поединка. Поскольку американец еще не получил статуса любителя, он не мог выступать одновременно с Власовым. Американец должен был выйти после закрытия чемпионата и попытаться превысить результаты Власова. Но, как известно, соревнования пришлось перенести в Будапешт, ибо правительство США не гарантировало въездных виз спортсменам ряда стран.

- Перенесение чемпионата в Будапешт было для меня настоящим ударом, - сказал Эндерсон корреспонденту ТАСС. - Мне очень хотелось встретиться с Юрием Власовым. Он прекрасный спортсмен и замечательный человек, к которому я питаю самое искреннее уважение.

…Юрий Власов не скрывает, что в нынешнем году надеется набрать в соревнованиях 570 кг. Его тренер С. Богдасаров считает, что эта сумма будет складываться из таких показателей: жим - 190 кг, рывок - 167,5 кг, толчок - 212,5 кг".

Итак, я ошибался в оценке рывка Эндерсона. И все же наши килограммы были тяжелее. Мою уверенность подкрепило и отсутствие официальных доказательств. Эндерсон говорил, но нигде не показывал свои килограммы. Я свои все время утверждал публично на помостах разных стран. И я уже не скрывал, был уверен в своих 570 кг.

Теперь, после отмены чемпионата в США, силу можно было доказать лишь в заочном поединке. Выступить в любой день - этого никто не мог запретить.

Я свои результаты выкладывал: вот мои рекорды - жим, толчок! Травмированный, но я выступал весь май.

Ждал ответа от Эндерсона.

Ответ выступлением не приходил.

Я ждал еще какое-то время, потом перестал. Понял: свое время Эндесон упустил безвозвратно. Больше этот вопрос нас с тренером не интересовал.

Запомнилась та весна и забавным происшествием. Я тренировался с гирей в 56 кг, отлитой по моему заказу из свинца. В марте эта гиря сгинула. Я был не столько раздосадован, сколько озадачен. Ведь в зале стояли "двойники" (гири по 32 кг) и другая заказная гиря в 36 кг, а похититель не польстился, унес именно эту. Унести из зала, не подав виду, 56 кг в одной руке - я с удовольствием посмотрел бы на такого молодца. Это был, конечно, фанатик спорта.

Конечно, преступлением против и природы, и настоящего спортивного режима, и результатов была моя жизнь в 1960-1963 годах. Ни для одного дня я не делал послабления. Я возвращался с тренировки около девяти-десяти вечера, ужинал, отдыхал до полуночи, а в полночь садился за письменный стол, рядом стоял кофейник с крепчайшим черным кофе. Обычно я работал до четырех-пяти утра. Эта работа над словом пришлась на главные годы тренировок и рекордов.

Я ложился и спал до девяти-десяти часов утра, а там завтрак и куча разных дел, после обеда - сборы на новую тренировку.

Последствия такого "режима" я очень скоро ощутил. Разве жестокий нервный срыв накануне чемпионата СССР в Тбилиси не был им подготовлен? И это ведь при условии, что сами тренировки обходились огромным расходом нервной энергии, постоянными волевыми напряжениями, а чемпионаты и рекорды - это же потрясение организма до самых основ!..

Но и то правда, что вести себя иначе я не мог. Никто не дал бы мне времени на литературное учение. Тут или спорт, или учение. А я очень хотел писать - огромная работа ждала меня. Я мечтал писать хорошо, а главное - своим голосом. Я не щадил себя и… спорт. Я ни во что не ставил спорь. Он был только средством в моем освоении литературы, ему доставалось от меня то, чего не брала литература.

Вся эта жизнь строилась мной на волевом преодолении себя, насилии над собой. Но правда и то, что у меня не было другого выхода.

Но как же я был счастлив, когда писал! Как я любил эти часы за рукописями!

Литература - это же безбрежное пространство, оно дразнило, манило. Она лишена ограниченности и узости смысла спорта. Я пойду к высшей цели - напишу книги, которые будоражат мое воображение и материал для которых я уже давно собираю, для самой главной книги - по судьбам и истории России с 1959 года.

Подступы к этим книгам и той, главной, - рассказы, которые я сейчас печатаю, - это школа и дисциплина художественного мышления и слова. И цена достижения этой цели тоже не имеет значения. Сейчас надо спешить в спорте. Подкладывать под это движение все дни и часы. Не щадить время, превратить себя в цель, стать нечувствительным ко всему, кроме продвижения к цели.

Литература, так, которой я предан, не должна ждать. Мне пора распрямиться и в той жесткости и боли, которые составляют ее суть. Пусть я загнан, пусть чистый, спокойный свет для меня редкая радость, но еще немного - и я все сброшу с плеч и погружусь в свой мир, мир, который я люблю, которому предан и который никогда не изменит мне.

Спорт может изменить, когда станет убывать сила, когда обступят годы, но литература - никогда. До последнего дыхания слово подвластно тебе.

Да, да, литература - это главное, все прочее - тлен и суета. Литература - оправдание моей жизни. Ничто, никакие потери, не может остановить меня, каким бы безграничным, сурово-безграничным ни было бы постижение ее. А что станется со мной, с той физической оболочкой, которая составляет мое "я", - не имеет значения, не может иметь значения - лишь бы дотянуться до цели.

Да, да, все прочее не имеет смысла и цены, главное - постижение цели. Мое физическое "я" лишь средство на этом пути, оно не может иметь значения…

Я не знал тогда работ Джона Рёскина и его знаменитого выражения: "Истинная вера в человека должна быть направлена не на то, чтобы доставить ему покой, а чтобы дать ему силы на труд".

* Сейчас я не совсем разделяю это мнение. Сложение Эндерсона таково, что большой собственный вес ему не был обузой.